Спектакль Тимофея Кулябина сделан так, как будто это не просто, как говорил Чехов, «события действительной жизни» – они еще и происходят в наши времена. Художник Олег Головко создает гиперреалистическую декорацию. Кухня и прихожая в квартире Иванова, его офисный кабинет и курительная комната, дача Лебедевых, зал бракосочетаний – все места действия выполнены настолько подробно и так «всамделишно» детализированы, что в какой-то момент перестают быть обстановкой «как в жизни» и становятся сюрреалистической средой.
Иванов-Евгений Миронов с Лебедевым-Игорем Гординым составляют сильный дуэт, тема которого – тяжкая ноша существования. Два университетских товарища здесь, в сущности, самые интересные люди, и каждый безнадежен по-своему. Только один топит тоску в водке, а другой лишен даже этой сомнительной панацеи.
Наталия Каминская, эксперт Фестиваля «Золотая Маска»
Тимофею Кулябину удалось сделать так, что текст пьесы Чехова зазвучал со сцены, как в первый раз, с чистого листа. В «Иванове» режиссер, сочинив, синтезировав время, схлестнув водевильность ситуаций и душевную муку, сделал ставку на актеров, на уникальный ансамбль.
Здесь одним из главных мотивов становится параллельное существование чеховских персонажей, порой просто в физическом смысле, потому что прикосновения, объятия и поцелуи даются с трудом, через силу и напряжение.
Иванова играет Евгений Миронов – сдержанно, умно, психологически тонко, но при этом с хлесткими перепадами настроения: от буйной одинокой пляски на даче к очередному мучительному диалогу с самим с собой
Ирина Алпатова, блог журнала «Театр»
Тимофея Кулябина мы привыкли считать режиссером концепта. Но на этот раз он поставил спектакль абсолютно актерский. Как пугающе достоверна тут Чулпан Хаматова. Как напориста Шурочка Елизаветы Боярской – она берет своего избранника штурмом, не оставляя шансов улизнуть из ее цепких объятий. Лебедев в исполнении Игоря Гордина – еще одна яркая актерская удача: этот подкаблучник давно сдался, махнул на себя рукой и глушит совесть большими дозами алкоголя, хотя по природе своей – душа человек. Сложнее всех приходится Евгению Миронову. Если остальные персонажи в спектакле более-менее однозначны, четко определены, то образ главного героя намеренно размыт. Тимофей Кулябин, как и сам Чехов, не дает точного ответа на вопрос: подлец он или «лишний человек», жертва обстоятельств или просто безвольный депрессивный неврастеник. Можно назвать его состояние просто «кризисом среднего возраста». Но главное, что типичность, банальность ситуаций тут не отменяет их трагической безысходности. Пусть этот герой – птица невысокого полета, но режиссер не отказывает ему в праве на страдания. И если в Иванове современный зритель вдруг узнает себя, спектакль сможет стать для него хорошей психотерапией.
